«ИТОГИ»
Александр Гольц
Военные чиновники в лучших советских традициях делали все, чтобы скрыть сам факт трагедии или хотя бы ее реальный масштаб. Даже обнародовать полный список экипажа лодки командование не сочло нужным. Журналистам пришлось добывать его по неофициальным каналам за взятку.
В России нет более верной приметы: если начальники, особенно начальники в погонах, начинают трубить об успехах, жди беды. Стоит генералам в очередной раз объявить о завершении военной операции в Чечне, и уже на следующий день боевики уничтожают нашу колонну. Нынешней трагедии в Баренцевом море предшествовал поток громогласных заявлений, лейтмотив которых — «возрождение военно-морской мощи» России. Мощь эта, по мнению адмиралов, нужна для того, чтобы противостоять на море США и НАТО. В конце июля главком ВМФ адмирал Владимир Куроедов даже защитил диссертацию, в которой он доказывает необходимость разработки новой военно-морской стратегии, учитывающей нарастающую угрозу с моря. Куроедов считает, что необходимо создать некую «метасистему ВМФ», задача которой — обеспечивать «путем демонстрации, а при необходимости и применения военно-морской силы» достижение политических, экономических и военных целей России практически во всем Мировом океане. Все это в принципе очень попахивает советскими традициями. Однако почтивший своим присутствием церемонию защиты адмиральской диссертации Верховный главнокомандующий Владимир Путин выразил полное согласие с идеями многозвездного соискателя. Чуть позже, во время посещения главной базы Балтийского флота, глава государства не без пафоса заявил: «Россия не может существовать без военно-морского флота, если претендует на ту роль, которую она играла до сих пор и намерена играть в будущем».
Везде клин
Катастрофа «Курска» и весь ход спасательной операции наглядно продемонстрировали, чего стоит весь этот державный оптимизм.
В многочисленных интервью и статьях адмиралы не устают повторять, что едва ли не единственное, что мешает возвращению ВМФ в Мировой океан, — это старение флота. Действительно, в последние годы новых кораблей практически не строилось. Но «Курск»-то как раз одна из самых новых субмарин — она была спущена на воду в 1994 году. Более того, она считалась лучшей подводной лодкой флота. И на этом лучшем корабле в момент аварии не сработала ни одна из систем спасения. Не были выброшены спасательные буи, которые отмечают место катастрофы, передают сигнал бедствия и через которые осуществляется связь с экипажем. Не сработала спасательная капсула, специально предназначенная для эвакуации экипажа. Наконец, по какой-то причине моряки не смогли воспользоваться индивидуальными гидрокостюмами (сравнительно небольшая глубина — около 100 метров — в принципе должна была бы позволить это сделать).
Моряки только руками разводят: мол, случилось нечто в высшей степени необычное, поэтому штатные системы спасения и не сработали. Но перечисленные командующим ВМФ возможные причины катастрофы вполне ординарны — взрыв в носовом отсеке, столкновение с каким-то судном или же столкновение с миной, оставшейся со времен Второй мировой войны. (Эксперты норвежской экологической организации «Беллуна» указывают также, что для океанской подводной лодки глубина в 100 метров — небольшая, и даже незначительная ошибка в управлении могла привести к удару носовой части о дно). Однако не будем забывать — речь все-таки идет о боевом корабле, который обязан выжить и выполнить боевую задачу в условиях военных действий, когда против него применяются и глубинные бомбы, и торпеды. Про субмарины типа «Курск» известно, что они обладают очень большой степенью выживаемости. Чуть ли не прямое попадание ядерного боеприпаса могут выдержать. К тому же у них 30-процентный, самый большой в мире среди подводных лодок, запас плавучести. Трудно себе представить, что те, кто разрабатывал системы спасения корабля, не учли возможность возникновения нештатных ситуаций, перечисленных Куроедовым.
«Мы все говорим об идеальной подлодке, которая имеет на борту все, что ей положено иметь, — не без раздражения заметил корреспонденту «Итогов» один крупный военный чин, — а кто вам сказал, что так было в данном конкретном случае?». Действительно, не в многомесячный океанский поход шли, за околицу только, всего на три—четыре дня. В таком контексте проскочившее в СМИ сообщение, что на подлодке в целях экономии не была установлена вторая, резервная группа аккумуляторов, которая обеспечивает корабль энергией в случае аварии, представляется не слишком фантастическим. Зная российские порядки, нельзя исключить, что на субмарине могли отсутствовать и исправные буи, и гидрокостюмы.
Сам факт, что командующий ВМФ допускает возможность столкновения лодки с другим кораблем, говорит о том, что должного порядка на флоте нет. Катастрофа произошла в заранее объявленном районе учений. Уж туда-то «чужие» суда ни при каких условиях допускаться не должны.
Не меньше вопросов вызывает и сама спасательная операция. В течение нескольких дней специальные устройства, сменяя друг друга, спускались к подводной лодке и никак не могли с ней состыковаться. Военно-морские начальники неудачи объясняют неблагоприятными погодными условиями (волнение 2—3 балла), наличием сильных придонных течений, плохой видимостью, сильным, превышающим 60 градусов, креном лодки.
Так-то оно так (впрочем, как только видеосъемка лодки была передана британским экспертам, те заявили, что крен не превышает 20 градусов), но тогда получается, что эффективные спасательные операции ВМФ способен проводить только в бассейне. Ведь приливные течения в родном для Северного флота Баренцевом море всегда были, и погода в этих широтах не та, что Южном берегу Крыма в курортный сезон. Да и странно рассчитывать на то, что потерпевшая аварию субмарина будет лежать на дне так, как удобно спасателям. Вывод может быть только один: в настоящее время отечественный флот не располагает ни эффективными спасательными средствами, ни опытными спасателями (командование Северного флота вынуждено было признать сквозь зубы, что у него нет в распоряжении квалифицированных водолазов). Так что прежде чем приступать к созданию «метасистемы ВМФ», столь горячо любимой адмиралом Куроедовым, хорошо бы всем этим хозяйством обзавестись.
Лишь бы барин не гневался
Трагедия «Курска» показала, что за люди руководят нашим флотом. Главная забота этой публики — как бы не получить выволочку от президента, судьба более сотни моряков ее волнует в гораздо меньшей степени. «Курск» не вышел на связь в середине дня 12 августа (по некоторым данным — вечером 11-го). Однако почти двое суток, до 14 августа, командование тянуло с объявлением об этом чрезвычайном происшествии. Предвижу возражения: адмиралы тут ни при чем, они все доложили Верховному, а он велел до поры молчать. Но когда заговорили (а деваться было некуда, гидродинамический удар был зафиксирован американским кораблем-разведчиком, находившимся аж в 400 километрах от места катастрофы), начали с откровенного вранья. Все, мол, не так страшно: оба реактора заглушены, с командой установлен устойчивый «гидроакустический контакт». Прошло несколько дней, прежде чем флотоводцы сознались: контакта никакого нет, просто до вторника акустики фиксировали удары изнутри по корпусу, — видимо, кувалдой (не той ли самой, которую не так давно во время визита к североморцам облобызал Владимир Путин?).
Естественно, всех волновало, какой запас кислорода на лодке. Главком ВМФ сперва заявил, что его хватит только до 18 августа. Позже, когда стало ясно, что к этому сроку вытащить людей не удастся, он назвал новую дату — 25 августа. Как будто лодка — это не техническое устройство с точно заданными характеристиками.
Мало того, что адмиралы не желают делиться информацией, они, похоже, и не обладают ею в полном объеме. Вплоть до 18 августа командование не могло даже назвать точное число моряков, находящихся на борту «Курска». Сперва появилась цифра 103, затем 116 и, наконец, 118. Когда же заработала «горячая линия», звонить по ней предложили тем, «кто считает, что их родственники могут находиться на борту «Курска». Можно подумать, что это не атомная подлодка, а трамвай, где можно прокатиться «зайцем».
И уж вовсе театр абсурда — реакция адмиралов на предложения США и Великобритании, которые первыми предложили помощь в спасении подводников. Отказ последовал самый решительный: мол, наша спасательная техника самая лучшая, ее более чем достаточно и незачем устаивать толкотню в районе катастрофы. Потом, видно, решили, что грубовато получилось, и через сутки дали другое объяснение отказу: время дорого, а координация действий с зарубежными спасателями отнимет его. Чуть позже выдвинули новый аргумент — западная спасательная техника не стыкуется с нашей. (Интересно, что в последние лет пять сотрудничество российского ВМФ с американскими и британскими моряками было сфокусировано именно на отработке совместных действий при спасении на море, и непонятно, почему за этот немалый срок проблема так и не была решена.)
Бог с вами, помогайте
Запад терялся в догадках, чем руководствуется россий-ское командование, отказываясь от помощи: то ли с подлодкой произошло нечто такое, чего ни в коем случае не должен увидеть чужой глаз, то ли у русских очередной приступ державной дури. В любом случае понять, как можно, признавая, что шансы на спасение моряков крайне невелики, не использовать все средства — и свои, и чужие, американцы и англичане понять не могли. Впрочем, как и российские граждане.
Только 17 августа после мучительных раздумий в Брюссель для консультаций отправились высшие военно-мор-ские чины. Тут, наконец, и до Верховного главнокомандующего дошло, что все это по меньшей мере безнравственно. Путин из Сочи (президент так и не стал прерывать свой отпуск) отдал приказ помощь принять. Однако потерянного времени уже не вернуть: британские спасатели со своими глубоководными агрегатами и норвежские аквалангисты могли бы оказаться в районе катастрофы не в конце, а в начале недели.
Совершенно очевидно — и военное, и политическое руководство отказывалось от помощи в основном потому, что по-прежнему считает Запад своим потенциальным противником.
Комплекс неполноценности
И здесь самое время задуматься, зачем многоцелевая подводная лодка «Курск» вышла в море? Вышла, возможно, без должной подготовки. Эта атомная субмарина не имеет межконтинентальных баллистических ракет на борту и не является средством сдерживания. Две дюжины крылатых ракет «Гранит», которыми она вооружена, предназначены для уничтожения авианосных группировок и подводных лодок. Исключительно для уничтожения крупных военно-морских группировок предназначен и принимавший вместе с «Курском» участие в злополучных учениях, в ходе которых и произошла трагедия, тяжелый атомный крейсер «Петр Великий» — гордость флота (сейчас он задействован в спасательной операции).
Сценарий этих широкомасштабных учений Северного флота состоял в имитации сражения на море двух крупных морских группировок. Причем затеяны они были для того, чтобы подготовиться к намеченному на нынешнюю осень походу эскадры российских кораблей в Средиземное море, где базируется 6-й флот США. Во времена холодной войны наше военно-морское присутствие там имело хоть какой-то смысл. Если не военный (США могли за несколько часов уничтожить оторванную от баз советскую группировку), то хотя бы политический. В чем смысл нынешней демонстрации флага, понять трудно. Рассылать по миру эскадры с единственной целью избавить российских военных от раздирающего их души после операции НАТО в Югославии комплекса неполноценности — дорогое удовольствие.
Россия, разумеется, должна обеспечивать свои интересы на море. Но эти интересы не имеют ничего общего с теми химерами, в которые трансформировались комплексы наших адмиралов. Не готовиться к войне с НАТО на море должен российский флот, а решать реальные задачи. Это прежде всего ядерное сдерживание и охрана экономической зоны. Ни «Петр Великий», ни «Курск» при всех их достоинствах в такую стратегию не вписываются.
Дело Верховного главнокомандующего — принимать решения, отвечающие реальным, а не мифическим интересам страны. Дело президента — любой ценой, с чужой помощью или без нее, спасать жизнь попавших в беду граждан. Как свидетельствуют трагические события в Баренцевом море, ни с тем, ни с другим Путин пока не справился.
Норвежские и британские спасатели, работавшие на «Курске», столкнулись со множеством проблем
21 августа 2000 года, 22:06.
Руководитель отряда водолазов контр-адмирал Эйнар Скорген фактически уличает во лжи российских военных, которые говорили о сильных подводных течениях и плохой видимости в районе катастрофы. Вторая ложь - утверждения о сильном повреждении кормового спасательного люка. Водолазы нашли его в хорошем состоянии. Кроме того, западным спасателям не разрешили произвести съемки субмарины, что совершенно необходимо для планирования погружений водолазов.
Военный атташе норвежского посольства в Москве Йорн Бьюэ не стал комментировать эти сообщения. Он только сказал, что норвежские водолазы были готовы приступить к спасательной операции с 13 августа. По мнению Бьюэ, было бы очень полезно заключить соглашение о сотрудничестве в спасательных операциях между Россией и Норвегией. В этом случае операция по спасению экипажа «Курска» могла бы быть более эффективной.
«Эхо Москвы».